Луковица. Часть 4.
Меня всегда умиляло почтение к "мемуару". Чуть что и сразу - ссылочка: "А вот такой-то в своих мэмуарах пишет так-то и так-то." "УЧИТЕ МАТЧАСТЬ." Ну что ж. Давайте поучим матчасть по Троцкому, товарищ Троцкий даёт к тому богатый материал, грех было бы не воспользоваться. Давайте разберёмся, что такое мемуар, с чем его едят и стоит ли он вообще того, чтобы его есть. А то тянут люди в рот всякую гадость, да ещё и другим предлагают попробовать.
Почти всё, что нам известно о славном пути Льва Давидовича, мы знаем от него самого, словоохотлив он был необыкновенно, разбирать всё, что оно понаписал о самом себе, в том числе, словно коронованная особа, в третьем лице, нам недосуг, выхватим что-нибудь наугад, да вот хотя бы историю его побега из ссылки.
В двух словах: всем интеллигентным людям всегда было известно, что Россия - тюрьма не только народов, но и критически мыслящих личностей, что бедный Троцкий сидел, потом был судим, приговорён к ссылке, из ссылки бежал и оказался за границей. Такова фабула. Попробуем разобраться пункт за пунктом, используя первоисточник, ту самую "матчасть".
Рассмотрим вопрос паспортизации. Троцкий в конце концов оказался за границей, а заграница слезам не верит, заграница, прежде чем позволит по себе шастать, потребует документы, "нужон пачпорт". Без бумажки ты букашка. Там с этим делом строго, не то, что в замшелой матучке России. Ну и вот, понимая, что у читающих его труды мальчиков и девочек может возникнуть вопрос о заграничном паспорте, товарищ Троцкий в своей эпопее "Моя жизнь" о паспорте упоминает, упоминает мельком, вскользь так, как о чём-то малосущественном, внимание он на этом моменте не акцентирует. Что и неудивительно. Ещё бы он попробовал акцентировать!
Пишет он об этом деле так:
"Нас перевезли сюда сегодня внезапно, без предупреждения. В приёмной заставили переодеться в арестантское платье. ...Нам разрешили сохранить своё бельё и свою обувь. ...Сохранение своей обуви имело для меня немалое значение, в подмётке у меня прекрасный паспорт, а в высоких каблуках - золотые червонцы." Больше к вопросу о паспорте Троцкий не возвращается. Ни разу. Ну, а мы вернёмся, я человек простой и, в отличие от человека интеллигентного, недоверчив и любопытен в одно и то же время. С воображением у меня неважно, поэтому я, когда что читаю, всегда примеряю ситуацию на себя, интересно ведь. Ну и вот, пишет некто "у меня паспорт зашит в подмётку", значит, я беру свой паспорт и прикладываю его к подмётке, и вы знаете, ничего у меня не выходит. Я уж и так этот паспорт и этак, нет, не получается. Вот
здесь можно посмотреть на паспорт Российской Империи, от паспорта РФ он ничем не отличался, так что и вы тоже можете попробовать. Да, и не забудьте, пожалуйста, что у Троцкого в каблуках ещё и червонцы были. "Скатерть-самобранка и сапоги-скороходы". Может быть, конечно, так, что Лев Давидович по тюрьме расхаживал в шнурованных садо-мазо сапогах на платформе, тогда, конечно, да, тогда вопросы отпадают, тогда было куда паспорт засунуть да ещё местечно и для парочки золотых нашлось бы. Но будем исходить из того, что Троцкий ходил в тех же штиблетах, что и вся тогдашняя интеллигенция, то-есть в туфлях, называемых "обыкновенные".
Заметим, что Троцкий до того, как ему оставили его драгоценную обувь, находился в заключении больше года и сменил за это время Кресты, Петропавловскую крепость(!), Дом Предварительного Заключения и здание суда, куда его привозили и откуда его назад на кичу отвозили, а потом он ещё и по этапу пошёл. Ну ладно, хочет человек нас уверить, что его за всё это время ни разу не раздевали и не разували, ни разу швы не прощупывали, ни разу не велели язык показать и ни разу пальцем в задний проход не слазили, значит так тому и быть, в конце концов всему передовому человечеству известно, что царские "сатрапы" и "жандармы" были тупые, так что не удивительно, что они и паспорт и золотые просмотрели. Прошляпили, проподошвили, ну или прокаблучили.
Вопрос в другом - каждый из нас износил в своей жизни не одну пару домашних туфель. Каждый из нас, выбрасывая прохудившиеся после паругодичной носки тапки, видел, что происходит с куском картона, в "подмётку вшитым". Остаётся от него труха. А ведь мы в тапочках только от кресла до телевизора и обратно. Мы в тапочках на прогулку в тюремный двор не выходим, а злобное царское правительство, заботясь о здоровье заключённых, их каждый божий день, в любую погоду, rain or shine, выгоняло на прогулку, а там заключённые шлёп-шлёп по лужам, по слякоти, а то и по снегу. А потом назад в камеру. А потом товарища Троцкого погнали по этапу, в январе месяце, а на этапе - из вагона в вагон, из телеги в телегу, а временами и пешочком. А потом в тёплое помещение, а потом опять на мороз. Топ-топ, топ-топ, а в подошве "отличный паспорт", а мы его топ-топ, топ-топ. Подошва намокла-высохла, намокла-высохла. А товарищ Троцкий этаким топтуном эту подошву изо дня в день, полтора года, топ-топ, топ-топ. Красота. Не красота даже, а красотища. Ну ладно, оставим пока в покое краснокожую паспортину, мы к ней попозже ещё вернёмся. Сделаем зарубку и пойдём дальше.
Приговорённого к ссылке Троцкого сперва довезли до Тюмени. В вагонзаке. Из Тюмени ссыльных отправили дальше на санях, не забудем, что на дворе - январь месяц. Товарищ Троцкий живописует:
"Из Тюмени отправились на лошадях. На 14 ссыльных дали 52 конвойных солдата, не считая капитана, пристава и урядника. Шло под нами около 40 саней. Из Тюмени через Тобольск путь тянулся по Оби. Каждый день мы продвигаемся на 90-100 вёрст к северу. Благодаря такому непрерыному передвижению, убыль культуры - если тут можно говорить о культуре - выступает перед нами с резкой наглядностью. Каждый день мы опускаемся ещё на одну ступень в царство холода и дикости. На 33-й день пути мы доехали до Берёзова."Картина замечательная, пером водить товарищ Троцкий умел. Не рассчитал он только в одном, а именно в том, что могут найтись на свете такие неромантичные, приземлённые люди, которые не поведутся на красивости, а просто внимательно прочтут то, что он написал. А написал он буквально следующее - едем непрерывно, каждый день в пути, в день обоз проходит 90-100 вёрст, едем 33 (хорошая цифра) дня. Сколько должен был пройти обоз? На это вам каждый второклассник ответит - три тыщи вёрст. Тоже мне, бином Ньютона. Однако, бином-то биномом, но как нам быть с тем фактом, что от Тюмени до Берёзова примерно 900 вёрст? Не три тысячи, а девятьсот. Умел ли Троцкий считать на уровне девятилетного учащегося церковно-приходской школы? Умел, конечно. Зачем же он рассказывает нам сказки? Зачем он говорит нам, что обоз проходил в день гораздо большее расстояние, чем то было в действительности? А? Как вы думаете?
Ну, что ж. Поедем дальше по маршрутику, который прокладывает в своём мемуаре Лев Давидович, путешествие по-всякому выходит занятным. "За мной, читатель."
Проведя в дороге 33 дня(запомним эту цифру) и преодолев расстояние, о котором Троцкий умалчивает, но которое мы можем легко прикинуть, просто заглянув в географический атлас, он оказался в славном Берёзове, известном нам по замечательной картине художника Сурикова, запечатлевшего сосланного туда по навету недоброжелетелей светлейшего князя Алексашку Меншикова. В Берёзове один из ссыльных, идущих по этапу вместе с Троцким, старый добрый доктор Фейт, научил его как симулировать ишиас. Симулянта поместили в местную больничку, а этап ушёл дальше. Находясь в больнице, Троцкий немедленно нашёл соучастника, некоего Рошковского, который тут же, не отходя от кассы, открыл ему государственную тайну - оказывается, из Берёзова можно было легко сбежать, только следовало бежать не на юг, не к Тюмени, откуда прибыл Троцкий, а на запад, к Уралу, "через снежную пустыню", где его никто не стал бы искать по той причине, что никому не могло придти в голову, что зимой можно убежать по бездорожью через тундру.
Сказано, сделано, у троцкистов ведь как, у них слово с делом не расходится и любая работа в руках спорится. Что им тундра, что им бездорожье. "Что мне г-о-о-ре, жизни мо-оре бы-ы-ло выпито до дна..." Троцкий как по волшебству (напомню, что всё описываемое им происходит в течение нескольких дней, и ишиас, и сообщники, и план, и воплощение плана в жизнь. Рраз, и готов куличик!) находит человечка, который всё устраивает наилучшим образом. Человечек оказывается "местным крестьянином по прозвищу Козья ножка". О, эта невыносимая интеллигентская инфантильность! Как крестьянин, так непременно - "Козья ножка". Вы можете себе представить крестьянина с таким прозвищем? Воля ваша, но я, крестьян повидавший и даже среди них поживший, такого даже в дурном сне себе представить не могу. Ну и вот, эта самая "Козья ножка" немедленно находит зырянина, "ловкого и бывалого" (как жаль, что Троцкий и ему имячко не подобрал, наверное, фантазия его была исчерпана Козьей ножкой, поэтому зырянин наш так просто зырянином и остался) и этот славный сын малых народностей Севера и оказался, по словам Льва Давидовича, его спасителем.
Они сели в нарты и... и... и вы не поверите, но они на этих нартах доехали от самого Берёзова и аж до Уральской железной дороги. Как? Да вот так! И не просто доехали, а за ШЕСТЬ ДНЕЙ.
Слово бойцу революции - "путешествие длилось неделю, мы проделали 700 километров и приближались к Уралу." Между прочим, он чуть ранее написал - "более суток было потрачено на то, что заменить одного из оленей". То-есть, на дорогу у них ушло менее шести дней. Даже на основе лишь этого факта можно сделать заключение, что Троцкий может быть что-то об оленях слышал, может быть, он даже оленей издалека видел (будучи, натурой поэтической, Троцкий, как ему кажется, весьма натуралистично изображает, как олени дышат, по его словам олень дышит вот так - "чу-чу-чу-чу"), но ясно одно - Троцкий ни на каких оленях никуда не ехал. Все эти паспорт в подмётку, червонцы в каблук и "чу-чу-чу-чу!" для дураков.
Прикинем - для того, чтобы проехать за шесть дней 700 км, мужественному зырянину с его оленями следовало преодолевать по 116 км в день. Это по прямой, по линеечке, по той самой, что Троцкий приложил к страничке в атласе, когда писал свой мэмуар. В действительности олени должны были бы бежать, огибая всякие там излучины, овраги и прочие буераки. Но пусть будет 116 км, мне не жалко. Дело в том, что Троцкий, по видимому, не знал, что если оленью упряжку гнать, то олени могут пробежать (не пробегут, а могут пробежать) километров шестьдесят. Это в первый день. Если их гнать изо дня в день, то олени смогут бежать дней пять-шесть, но с каждым последующим днём расстояние, которое они пробегают, будет неуклонно сокращаться. Олень - не лошадь. Когда была нужда перевозить ссыльных по этапу на оленях, то жестокие царские сатрапы старались собрать как можно больше ссыльных вместе, чтобы не возращаться во вторую ходку за остальными, так как вернувшимся оленьим упряжкам требовался трёхдневный (как минимум!) отдых, причём до этого оленей по этапу никто не гнал, жалели скотину, даром что "царство холода и дикости".
Мне как-то попадались воспоминания какого-то полярного исследователя, так вот он сокрушался, что они для скорости наняли несколько упряжек "с зырянами", но через несколько дней вынуждены были их бросить и уйти вперёд пешком, потому что олени, тащившие нарты, проходили 15-25 км в день.
Ну да ладно. Бог с ними, с оленями. В конце концов, Снежная Королева могла подарить Льву Давидовичу таких же оленей, какие были у Герды, и пока он там словно на крыльях летит через "снежную пустыню", подумаем ещё вот о чём. Троцкий любезно сообщает нам, что в путешествие он отправился имея "две шубы, мехом внутрь и мехом наружу, меховые чулки и меховые сапоги". В тундре и лесотундре путешественники наши находились шесть ночей, из которых одну они якобы провели в стойбище (витавший в облаках Троцкий, когда он свой мемуар писал, упустил из виду одну малоаппетитную деталь - в случае ночи, проведённой в чуме, в его шубе, той, что мехом внутрь, должны были кишмя кишеть насекомые). Остаются пять ночей. Под открытым небом. Интеллигент пишет, а другие интеллигенты читают, но, что один, что другие полагают, что для того, чтобы провести ночь в тундре, достаточно "двух шуб". Ну да, а чего тут такого? На одну шубку лёг, другой накрылся. Красота! Свежий воздух, даже и форточку открывать не надо. Утром встал, снежком обтёрся, олешек поймал и - дальше. "Чу-чу-чу-чу". Да представлял ли себе Троцкий, что это такое - ночь в тундре? В ФЕВРАЛЕ? Это ещё не февраль 17-го, конечно, не так плохо, но холодно, чёрт возьми, ХОЛОДНО!
Вам, наверное, уже ясно, что с товарищем Троцким "усё ясно", но я не могу отказать себе в удовольствии ещё немножко покопаться в его мемуаре. Не следует забывать, что, углубляясь в то, что нам "подбрасывает" Лев Давидович, мы углубляемся в мемуары вообще, мы снимаем слой за слоем с того, что так называемыми историками принято называть "документом эпохи". А документам этим несть числа и в "документы" эти, а проще сказать в пошлые россказни люди верят истово, будто в Библию.
Итак, Троцкий убеждает нас, что беглецы на нартах проделывали по 116 км в сутки, следуя от Берёзова к Уралу в феврале месяце. Всё, что он пишет, рассчитано только и только на людей интеллигентных, то-есть на людей, напрочь лишённых того, что называется здравым смыслом, о жизненном опыте я уж и не говорю, интеллигенту здравый смысл не нужен, ему важно лишь одно, чтобы то, что он читает, было написано человеком лично ему, интеллигенту, симпатичным, и вот тут мы подходим к самой сути того, что понимается под "пропагандой" - важно создать образ, который интеллигент поставит в красный угол, а после этого можно писать интеллигентское евангелие, евангелие от Александра Исаевича или евангелие от Андрея Дмитриевича, интеллигент это писание будет слушать с открытым ртом, куда только успевай накладывать. Ложечку за ложечкой. За папу, за маму и за Льва Давидовича. Того самого, что едет где-то там по "снежной пустыне". Я уже упоминал, что у меня с воображением неважно, но у интеллгента с этим делом и вовсе плохо. Интеллигентный человек не в состоянии поставить себя на место не только Троцкого, но он не может даже вообразить себя, родимого, которому кто-то дал "две шубы", выгнал на улицу и предложил переночевать под открытым небом при температуре воздуха в минус, скажем, два градуса по Цельсию. Интеллигент просто не представляет себе, что это такое (замечу, что этого не представлял себе и Троцкий, когда писал свою "Мою жизнь"). А ведь Троцкий ночевал не одну ночь, он ночевал, как он сам пишет чёрным по белому, НЕДЕЛЮ и ночевал не при минус два, а при минус сколько там бывает в феврале в районе Сыктывкара - минус двадцать два или минус тридцать два? Или минус сорок?
Троцкий не был полярным исследователем, он не готовился к побегу заранее, он не знал, что это такое - Крайний Север, он вообще ничего не знал, он якобы просто сел в нарты и покатил и прокатил, как он нас уверяет, 700 км за шесть дней. Каковы были погодные условия? Пожалуйста, язык у Льва Давидовича был без костей и он сообщает нам массу подробностей, о которых его, вообще-то, никто не спрашивает. И подробности эти его топят, а он сам этого не замечает. Ну интеллигент ведь, что с него взять. Итак, Троцкий пишет: "Дорога убийственная. Ветер заносит на наших глазах узкий след, который оставляют за собой нарты. Третий олень ежеминутно оступается с колеи. Он тонет в снегу по брюхо и глубже, делает несколько отчаянных прыжков, теснит среднего оленя и сбивает в сторону вожака. На одном из дальнейших участков дорога становится так тяжела, что на передних нартах дважды обрываются постромки. После первых двух пробежек олени заметно устали..." Вы представляете себе, что такое метель в тундре, когда снегом тут же, на ваших глазах заметает ваш след? А Троцкий едет не на вездеходе, он едет на оленях. И что значите его оговорка - "на передних нартах дважды обрываются постромки"? Троцкий что, в задних нартах ехал? А сколько нарт всего было? Он ведь несколькими строчками ранее уверял нас, что нарты были одни? Прямо не землемер Рошковский с "Козьей ножкой" выходят, а какой-то караван-сарай.
Пойдём дальше - человек неделю блуждал по тундре в феврале месяце, не мылся, не брился, замерзал, грелся у костра, и вот теперь он выходит к железной дороге. Включим опять наше воображение - человек обморожен, грязен, лицом чёрен, покрыт лоснящейся копотью и запах, запах... Он ведь кроме прочего и по большому должен был в тундре ходить, физиология, знаете ли. Даже и у интеллигентного и в высшей степени порядочного человека бывают естестественные надобности. Троцкий ведь справлял нужду прямо в снег, садясь на корточки, и подтирался полой всё той же многострадальной шубы, я не думаю, чтобы он в нартах, что передних, что задних, вёз с собою годовую подшивку газеты "Искра". И вот такой человечек выходит к "железке", спокойно покупает себе билет, садится в вагон и начинает выдавать себя за ИНЖЕНЕРА. Он него, извините, дух такой крепкий должен был исходить, что женщины и дети в вагоне немедленно чувств лишились бы, а наш Лев Давидович, даже и зубов не почистив, подсаживается и заводит светскую беседу: "Вы, извините, из каковских будете? А я, позвольте представиться - инженер Троцкий".
Если вы думаете, что тут и сказочке конец, то вы ошибаетесь. Троцкий с дороги даёт телеграмму жене, встречай, мол, дорогая. Сосланный на вечное поселение и лишённый всех гражданских прав человек сбегает с этапа и, ничтоже сумняшеся, шлёт по домашнему адресу телеграммку открытым текстом. Но тут вот какое выходит приключение. Как то каждому интеллигентному человеку известно, при проклятом царизме всё в России было не как у людей, ну и вот - телеграфист в телеграммке якобы пропустил название станции, на которой Троцкий назначил свидание любимой. То-есть, со слов Троцкого, телеграмма выглядела примерно так - "следую берёзова лондон буду проездом станции встречай люблю целую лева". Какая станция? Где станция? Когда станция? ЕХАТЬ КУДА? Но троцкисты не только сами по себе троцкисты, но у них и жёны такие же троцкистские. Жена садится в первый попавшийся поезд и едет НАУГАД куда-то в Вятку, на деревню дедушке. Доезжает до станции, где, по её расчёту, может быть поезд, везущий дорогого Лёву, никого, натурально, там не находит, в отчаянии начинает бегать по пустым составам и, О ЧУДО!, в одном из пустых вагонов она видит брошенную на сиденье шубу, опознаёт (не иначе как по запаху) её как шубу Льва Давидовича, понимает, что он где-то здесь, выбегает наружу и таки да! Вот он ОН! Наш Лев Давидович, Лев Давидович, Лев Давидович дорогой! Слёзы, восторги, в общем - кино Титаник.
Самое поразительное в этих россказнях - это то, что в них верят. Читают и верят. Вот уже скоро сто лет. Да и как не верить, ведь это надо же каким ловким человеком был наш Лёва! Да, ловкий был, ничего не скажешь. Доехал наш ловкач до Петербурга, оттуда куда-то под Гельсингфорс, по нашему Хельсинки, там на дачке отсиделся, никто его не искал, ибо местный полицмейстер был "сочувствующий", ну, а потом Троцкий оказался в Стокгольме и отбыл в свой Лондон. Вопросы есть? Не знаю, как у вас, а у меня есть. Троцкий пишет, что для того, чтобы попасть в Стокгольм, ему понадобилось "переходить границу", в чём ему помогла некая финская активистка. Зачем человеку нелегальный переход границы и помощь "финских националистов" если у него в подошве "отличный паспорт"? С отличным паспортом люди прямо из Гельсингфорса плывут туда, куда им нужно.
Резюме - всё, что написал Троцкий в главе пятнадцатой своих мемуаров есть не просто искажение истины или неправда в какой-то детальке, а есть это наглая, неприкрытая ложь, да не одна, а нагромождение одной лжи на другую. Зачем Троцкому было лгать? Ответить на этот вопрос несложно. Ему нужно было объяснить, каким образом он очутился в Петербурге в тот день, когда он там очутился. Все знали, что он приговорён, все знали, что этап ушёл, все знали сколько времени нужно этапу, чтобы достигнуть Берёзова. Этап этот был не первый и не последний и все ссыльные знали, что на дорогу до Берёзова уходит больше месяца. Троцкий же, якобы сбежав, очутился в Петербурге через одиннадцать дней. Чтобы объяснить, как это удалось ему, человеку, у которого никакого ковра-самолёта не было, и понадобились все эти ежедневный "градус к северу", "Козья ножка", "зырянин" и семьсот километров тундры за шесть дней.
Если и есть что-то интересное в этой фантастике "братьев Троцких", то разве что следующее - дело в том, что Троцкий то ли вообще на этап не вышел, то ли вышел, дошёл до Берёзова, а потом и в самом деле проделал за одиннадцать дней путь, на который обычно уходит больше месяца. Могло такое быть? Да, могло. Есть один волшебник, который мог помочь Троцкому или на этап не идти, или во мгновение ока перенести его из Берёзова в Петербург и дальше. И мы с вами все этого волшебника знаем. Зовут его Государство. То самое государство, с которым Троцкий, по его словам, был на ножах и борьбе с которым он посвятил свою жизнь. Если мы допустим, что Троцкий, этот "шпион всех разведок", прежде чем попасть за границу был завербован российской секретной службой, то всё сразу становится на свои места. Правда, мемуары его от этого правдивее не становятся. Скорее даже наоборот. Ох, уж этот мне Троцкий.
Зачем Троцкий был нужен Америке? Ответ давным-давно известен - Троцкий это Брест-Литовск. Америка хотела усилить Германию и она это сделала. Брестский мир - целиком заслуга Троцкого. Брестский мир был бы заключён в любом случае, большевики пришли к власти под лозунгом выхода из "империалистической бойни", но выходить можно по-разному, можно было выйти так, как то предлагал Ленин, а можно выйти так, как это СДЕЛАЛ Троцкий. Мир по Ленину с точки зрения Германии, а, главное, с точки зрения Хауса был недостаточно радикален. Нужен был мир по Троцкому. Мир по Троцкому - это всемерное усиление Германии, усиление до пределов, когда Германия оказывалась в одном шаге от выигрыша войны. Кроме того Англия, после провала в 1917 году долгожданного летнего наступления русской армии, обнаружила, что в ослаблении России она зашла слишком далеко, да и способности пришедших к власти в феврале русских либералов также были ею переоценены. Англии понадобилась помощь.
В результате Брестского мира Америка оказывалась нужна до такой степени, что без участия в войне теперь уже и американской армии победа Антанты становилась не просто весьма и весьма проблематичной, но перед Антантой во весь рост встала перспектива военного поражения. Итогом стало то, что Америка получила возможность не только построить армию, но и отправить её на европейский театр. Хаус выиграл и этот раунд.
Англия с самого начала прекрасно понимала в чём состоит замысел Хауса, понимала так хорошо, что даже предприняла попытку заставить Хауса уйти. Поскольку собрать какой бы то ни было компромат на Полковника не удалось, удар был нанесён с неожиданной стороны, Хауса попытались свалить при помощи политического скандала. В июне 1915 года в отставку подал тогдашний госсекретарь СаСШ Уильям Брайан. Официальной причиной стало его несогласие с тем, как правительство вело себя во время политического кризиса, возникшего вследствие потопления Лузитании. Ну, отставка и отставка, дело, как говорится, житейское. Не в первый и не в последний раз министр уходит со своего поста, выражая тем самым своё несогласие с проводимой государством политикой. Дело только было в том, что уход Брайна сопровождался скандальными обстоятельствами. Он опубликовал открытое письмо к президенту Вильсону, где заявил, что он не видит для себя возможности занимать пост госсекретаря, поскольку внешняя политика государства разрабатывается не Госдепартаментом, а полковником Хаусом. "Вы следуете не рекомендациям Государственного департамента, а советам частного лица."
Брайан вообще-то ещё очень скромно оценил роль Хауса, ограничив её внешней политикой в то время как полковник определял всю тогдашнюю жизнь государства. Удар был болезненным тем более, что все министры были отобраны самим Хаусом, были его назначенцами, в том числе и "златоуст" Брайан. Какой ключик подобрали к госсекретарю, осталось неизвестным, но результат был налицо - бунт на корабле и тыкание пальцем в Полковника лично. Общественное мнение Америки всегда было очень чувствительно именно к подобным вещам - все эти анонимы и фавориты были элементом европейских монархий, от которых американцы и убежали за океан, и убежали именно для того, чтобы выстроить новую, "демократическую" страну со всеми возможными "республиканскими" финтифлюшками вроде "гласности", "открытости" и прочей чепухой. То-есть англичане, пытаясь дискредитировать правительство Вильсона, которое, как оказывалось, манипулировалось из-за кулис, а через Вильсона и самого Хауса, прекрасно сознавали, что они делают. Сознавать-то они сознавали, однако не до конца понимали с кем они имеют дело. Выяснилось, что Хаус заранее предусмотрел и подобное развитие событий. Задолго до нынешнего "телевизора", задолго даже и до доктора Геббельса Хаус оценил возможности пропаганды и первое, что он, оказавшись в Вашингтоне, сделал, это озаботился контролем над тогдашним телевизором - газетами. Это сегодня мы все знаем о силе "кнопки", тогда же это было немыслимым новаторством, know how, которым вполне владели только британцы. Используя своё политическое влияние, Хаус задушил скандал в зародыше, вышел сухим из воды сам и вывел из под удара американское правительство.
Скандал был перекрыт несколькими другими искусственно раздутыми сенсациями и имя Хауса исчезло из газет. С политическим же будущим самого Брайана было покончено. Уже когда Америка вступила в войну, он бомбардировал Белый дом униженными челобитными, умоляя Вильсона назначить его хоть на какую-нибудь государственную должность, "где он мог бы быть полезен стране", однако ему даже не отвечали. Полковник был памятливым человеком.
После объявления войны Германии в апреле 1917 года американцы приступили к созданию армии, чего в противном случае им никто (ни Англия, ни Германия) не позволил бы сделать. Англичане даже, скрипя зубами, были вынуждены этому способствовать. С лета 1918 года американские войска хлынули в Европу. Начиная с июня они прибывали со скоростью 10 000 человек в день. Каждые два дня - пехотная дивизия. Америка спешила.
Почему спешка? Америка хотела как можно полнее использовать ситуацию, когда она (именно она) решала кто окажется спасённым. В руках у Америки оказывался спасательный круг и Америка решала, кому она его бросит. До определённого момента этого никто не осознавал. Момент истины - это конец октября 1918 года. До этого никому не было известно, кто же выиграет Первую Мировую. Сегодня в наших головах нарисована картина, в которой неминуемым победителем должна была стать Антанта. В ход идёт всё, от изображаемой на бумаге чепухи, называемой "ресурсами", и до прямого подтасовывания фактов. Дело изображается таким образом, что Германия не могла не проиграть, особенно после того, как в войну вступила Америка, что сделало победу сил Антанты лишь вопросом времени. Люди не понимают сегодня, так же, как они не понимали этого тогда, что вступление Америки в войну преследовало цель прямо противоположную - вступая в войну напрямую и отправляя войска в Европу, АМЕРИКА ГЕРМАНИЮ СПАСАЛА.
Спасала вовсе не потому, что американцы любили немцев, хотя на личностном уровне это вполне могло быть именно так, спасали не американцы немцев, а спасало американское государство государство немецкое. И американское государство делало это, исходя из своих, в высшей степени эгоистически (у государств по-другому и не бывает) понимаемых интересов. Нынешняя ситуация в мире является зеркальным отражением тогдашнего положения, только сегодня в роли Германии - Россия, а в роли тогдашней Англии сегодняшняя Европа. Никого не должно вводить в заблуждение лицемерно декларируемое единство "Запада" по тем или иным вопросам. Являясь формально союзниками в Холодной Войне, Америка и Европа преследовали цели прямо противоположные, то, что у них был общий враг в лице СССР, вовсе не делало их союзниками на деле, точно так же, как общий враг в лице Третьего Рейха не делал союзниками в том смысле, который мы в это слово вкладываем, СССР, США и Англию во Второй Мировой Войне. Три врага (смертельных, замечу, врага) временно объединили свои усилия по устранению врага четвёртого, слишком, на их взгляд, прыткого. Как только с ним было покончено, они тут же (ТУТ ЖЕ!) сцепились между собою.
Вернёмся в октябрь 18-го. Вы хотите знать, каким образом Америка помогла Германии? Пожалуйста - на переговорах между СаСШ, Англией и Францией, проходивших с 23 октября по 5 ноября 1918 года, Англия заявила, что не может быть и речи о том, что тогда называлось freedom of the seas, а Франция заявила, что Германия в случае поражения должна быть оккупирована. Англичане и французы всё ещё не понимали положения, в котором они оказались. Сидевший через стол от англичан и представлявший на переговорах САСШ полковник Хаус в ответ на это скромно ответил, что в таком случае Америка заключает сепаратный мир с Германией.
С дорым утром, тётя Хая, ай-яй-яй, вам посылка из Шанхая... РАСПИШИТЕСЬ В ПОЛУЧЕНИИ!
Вчера у полковника не было армии, Сенат дебатировал вопрос о повышении численности вооружённых сил со ста до аж ста сорока тысяч человек, вчера немцы считали американскую армию малость послабее чилийской, вчера у полковника не было перестроенной промышленности, ещё вчера пределом возможностей американцев было отражение "мексиканской агрессии", ещё вчера те же англичане и французы решали то ли будет, то ли не будет Америка ВООБЩЕ участвовать в войне, но всё это была вчера, вчера... "Это было вчера, когда я ещё был бедняком." Сегодня Америка присутствовала в Европе, сегодня война велась на её деньги, сегодня её промышленность работала на ведущуюся в Европе войну, сегодня у Америки была ЧЕТЫРЁХМИЛЛИОННАЯ АРМИЯ и более двух миллионов американских солдат, которых сами же европейцы и обучили и которые получили опыт боевых действий, находились в Европе. Эти два миллиона расквартированных во Франции солдат стояли за плечами вдруг снявшего маску полковника Хауса, когда он мягко сказал: "Ну, что ж.. Не хотите, чтобы было по-моему, не надо. Я заключаю мир с Германией. Приятно было познакомиться."
А!? Что?! Почему?! Где мы?! КТО ЗДЕСЬ?!
Реакцию англо-французов Хаус в своём письме Вильсону описал так: "My statement had a very exciting effect on those present". У полковника было прекрасное чувство юмора. Возбудишься тут... Воевать четыре года, влезть в умопомрачительные долги, положить миллионы солдат, приложить превосходящие всякое человеческое воображение усилия и вдруг обнаружить, что надо начинать всё сначала, да ещё и в ситуации гораздо худшей, чем в 1914 году. Какую змею отогрели мы на груди своей, какую ГАБОНСКУЮ ГАДЮКУ! Да, ребята, вас впору пожалеть. Полковник Хаус оказался не похож на полковника Романова. Он обыграл англичан на их собственном поле, обыграл в игре, которую сами же англичане и придумали и обыграл, играя по их правилам. И ведь даже и пожаловаться некому, "сами всё, сами."
Всё, что происходило дальше, было делом техники. Никакого интереса не представляют итоги войны в том виде, как они были изложены на бумаге. Интерес в том, что мы имеем в реальности.
Вы не забыли, что Ленин Владимир Ильич летом 1918 года считал, что победителем в Первой Мировой выйдет Германия? Ну как же... Над глупым Лениным кто только не глумился. Это надо же, какой идиот, не видел очевидного. А вы представьте себе, что англичане упёрлись, представьте себе, что они переоценили бы свои возможности и ответили бы Хаусу так: "Ну и чёрт с тобой. Заключай мир с кем хочешь. Тот, кто не с нами, тот против нас. Воюем до последнего английского солдата." Представьте себе новый геополитический расклад и продолжение войны в новых условиях.
Ну, хорошо, пусть Ленин дурак, но как нам быть с фактом, с тем самым, от которого не отмахнёшься - в том же октябре 1918 года, когда проходили достапамятные переговоры между американцами и англо-французами, получившие долгожданную независимость финны были настолько уверены в победе Германии (не летом 18-го как Ленин, а в ОКТЯБРЕ 18-го), что финский высший законодательный орган подавляющим большинством голосов избрал принца Фридриха Карла Гессенского королём Финляндии. Хотели финны тоже быть как взрослые, хотели они и себе монархию и монархом себе они избрали немца. Как они считали - победителя. В этой истории есть один любопытный штришок. После войны американцы, вновь спасая Германию уже в новой ситуации, списали европейцам долги. Всем. За одним исключением - из девятнадцати должников не был прощён один, тот самый финн. Финляндия продолжала выплачивать свой долг и последний "транш" она отправила злопамятным американцам аж в 1967 году. Что-то не так сделали финны в 18-м году, чем-то не угодили. Хоть и флегматики, а - поторопились.
Все уже, наверное, позабыли, с чего, собственно, началась наша "Луковица", каким образом в поле нашего зрения вообще попал этот полезнейший овощ. Поплутав по извилистым дорожкам истории, на которых оставили свои следы известные и не очень известные нам персонажи, мы возвращаемся в начало, любая история описывает круг, будь то история нашей жизни, или история государства, из праха, так сказать, во прах. Вернёмся к началу и мы - образ наслоенной действительности всплыл в связи с рассуждениями на тему о мировом правительстве.
Итак, существет ли мировое правительство? На этот вопрос я отвечу так - да, конечно же, оно существует. Более того, мировое правительство не одиноко, мировых правительств по меньшей мере несколько. Теневые структуры, являющиеся носителями реальной власти не только существуют, но даже и дают нам свидетельства своего существования.
Мир, в котором мы живём, появился на свет в родовых муках, известных нам под названием Первая Мировая Война. Если непредвзято посмотреть на главный результат войны, то нельзя не заметить того очевидного обстоятельства, что исчез мир, каким его знало человечество до 1914 года, а был этот мир миром Империй. С политической карты исчезли русская, австрийская, немецкая и оттоманская Империи, и, как-будто этого было мало, австрийское и турецкое государства исчезли и с географических карт тоже. Официальная, общепринятая версия истории гласит, что победу в Первой Мировой праздновал триумфатор - не только уцелевшая, но и усилившаяся сверхдержава Британская Империя. Для того, чтобы избавиться от неё, потребовалось начатое дело продолжить и углубить, таковым продолжением явилась мировая война под порядковым номером два.
Поскольку Империя является наиболее мощным из известных человечеству государственных образований, то для того, чтобы справиться с англичанами, потребовалось собрать из подручного материала сопоставимого по силам соперника (для кого соперника, а для кого и союзника) и на свет появился Третий Рейх, ответом на усиление Германии стала реставрация русской Империи. Добившись своего, то-есть падения Британской Империи, немцев "упразднили". Одемократили. А чуть погодя совместными, дружными усилиями "распустили" и слишком уж занёсшуюся и усилившуюся Россию.
Мировые правительства добились давней цели - они теперь в одинаковом положении, они рванули со старта к вожделенному призу и тот, кто добежит первым, имеет все возможности стать единоличным победителем. Мы с вами живём в очень интересное время, время, когда Империй не осталось, поляна расчищена, поле вспахано и засеяно, вопрос лишь в одном, кто соберёт урожай. Мировая История описала новый виток в бесконечной спирали и в каком-то смысле мир вернулся далеко вспять. Кто успеет первым, кто первым построит Империю и не допустит появления конкурента - Империи соперника? Фаворитов, рвущихся изо всех сухожилий, двое - Америка и Европа.
Мощь что одного, что другого бегуна немыслима и это та зримая, телесная мощь, которая нам явлена, это то, что мы можем не только видеть, но и пощупать. О могуществе же управляющей этими монстрами Власти мы можем лишь догадываться. Власть эта прячется по причинам, которые не являются предметом нашего исследования, пока что нам интересно другое, а именно - свидетельства того, что она существует. Иногда, в переломные, судьбоносные моменты жизни государств, тайное становится явным и Власть выходит наружу, обстоятельства складываются таким образом, что Власть оказывается в положении, когда у неё не остаётся времени на маскировку и вот тогда прячущееся чудовище выпускает наружу щупальце. Таким щупальцем и был человек, с которым мы с вами познакомились - Эдвард Манделл Хаус.
Полковник был не идейным служителем Власти, как, скажем, ещё один наш знакомец баронет Вайзмэн, а был он самою Властью. У нас у всех на слуху всё чаще повторяемое словечко "конспирология", попытки налепить на оппонента ярлык "конспиролога" неизменно вызывают у меня усмешку, люди откровенно не имеют ни малейшего представления о чём они вообще говорят или пишут. Складывается впечатление, что очень многими (слишком многими) под "конспирологией" понимается любое сомнение в картине мира, какой она вдалбливается в наши головы начиная со школьной скамьи. Кроме того, "конспирологом" объявляется любой человек, подозревающий, что выборная фигура не может быть носителем власти в государстве. Нас всех приучили думать, что можно быть Властью, приходя в "оффис" как на службу. Посидел, повластвовал и пошёл домой. К жене и деткам. И к телевизору.
Давайте посмотрим, как ведёт себя Власть и как в отличие от неё функционируют функционеры от Власти. Те самые службисты, которым дают полосатую палочку и предоставляют возможность порегулировать уличное движение. А потом рабочий день кончается и у них эту палочку отнимают. И новый регулировщик выставляется в стеклянный стакан на всеобщее обозрение и начинает распоряжаться собою и другими, свистеть, брови хмурить и указывать жезлом, а водители, трогающиеся со светофора, глядя на него про себя почтительно думают: "Президе-е-ент!"
Зримые черты, подкреплённые документами, картами, соглашениями и пактами, наш мир приобрёл на Парижской мирной конференции, открывшейся 18 января 1919 года. Действительность, в которой мы живём, была сформулирована тогда и тогда же были провозглашены или даже закреплены подписанными документами принципы, которыми руководствуются политики сегодняшние. Эмансипе, фратерните, демокраси, равенство, чьи-то там права и прочая, и прочая, и прочая. Blah, blah, blah, blah. За красивыми словами, однако, скрывалась менее красивая реальность, а именно - извечная борьба государств за место под солнцем. И в борьбе этой всё было как обычно - "тьма внешняя и скрежет зубов." Как это выглядело?
Выглядело это так: В Зеркальном зале Версальского дврца, в резиденции французских королей, в месте, которое само по себе было символом власти, собрались формальные и настоящие победители, собрались они для того, чтобы поделить мир. В зале был установлен П-образный стол, во главе которого сидели те, кого мир воспринимал как победителей, сидели сильненькие, ну и чем дальше к дверям, тем ничтожнее людишки. Всё как всегда. Всё ли?
По понятным причинам (Париж же ведь, праздник, который всегда с нами) председательствовал на конференции президент Франции Жорж Клемансо. Современники называли его Тигром. Ну французы, вы же понимаете. Ничего тигриного в Клемансо не было, усы у него, правда, были замечательные, а так - сморчок сморчком. Генерал на свадьбе. Но вот одесную и ошуюю него сидели люди, которые мир и в самом деле делили, сидели хозяева старые - англичане и сидели хозяева новые, наглые выскочки - американцы.
Верховные носители власти в Париже не присутствовали, не царское это дело. Сидел в своём Лондоне король английский товарищ Георг V, и точно так же где-то в Америке сидел его американский двойник, его counterpart, великий аноним, о котором мы ничего не знаем. В Версале сидели их посланцы.
За каждым из посланцев было закреплено место во главе стола, все остальные сидели к небожителям боком и могли смотреть на них только искоса, вытягивая шею, да это было и понятно, не по чину было побеждённым смотреть прямо в глаза победителям. А в побеждённые попал весь остальной мир, который победители расчерчивали так, как хотели. Этому дала, этому дала, а у этого отняла и то немногое, что имелось. "Ты ещё спасибо скажи, турка чумазая, что вообще в живых осталась."
По левую руку от Клемансо сидели: премьер-министр Его Величества короля Георга V Ллойд-Джордж, государственный секретарь по иностранным делам лорд Бальфур и будущий премьер-министр Великобритании, которому предстояло иметь дело уже с новой реальностью - Бонар Лоу. Справа же от "Тигра" сидели президент Соединённых Штатов Вудро Вильсон, государственный секретарь Роберт Лэнсинг и как вы думаете, кто ещё? Ну конечно же! Третьим там скромненько так, с краюшку, примостился наш славный Хаус, наш полковник. Восседают во главе стола президенты, премьер-министры и министры иностранных дел в количестве шести-семи человек, самая, так сказать, соль земли, не горсточки, но планеты, и среди них Полковник. Я вынужден в который уже раз напоминать своим терпеливым читателям, что человек этот не занимал НИКАКИХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ПОСТОВ. Его никто никуда не избирал и никто никуда не посылал, как с точки зрения здравого смысла, так и с точки зрения государственного официоза его присутствие за столом не могло быть объяснено решительно ничем.
До Версаля Хаус имел высокий титул "Друг Президента", а в Версаль он приехал как один из "советников" романтичного Вильсона. Регламент межгосударственных отношенией строг, короли говорят с королями, президенты с президентами, министры с министрами, ну, а советники с советниками. Друзьями при этом быть не обязательно. Но самое интересное началось потом. Парижская конференция длилась долго, люди совещались, разъезжались, съезжались вновь, жали друг другу руки и подписывали разные важные с точки зрения маленького человека бумаги. "Люди работали." Работали упорно и работали над чрезвычайно важным и ответственным делом - они резали на куски тортик, который назывался Земной Шар. И вот в этот ответственный момент у Вильсона якобы возникли затруднения на домашнем фронте, демократия же, дело понятное, ну, а где демократия, там выборы, большинство в Конгрессе, ответственность перед избирателями, всё это архиважно, ну сами посудите - до пожинания ли плодов победы тут, нужно срочно за океан, место истинного демократа там, где демократия и товарищ Вильсон откланялся - "извините великодушно, я на месячишко, другой отлучусь." Вильсон из Парижа уехал и вместо него американскую делегацию возглавил не кто иной, как Полковник. Не министр какой завалященький, не госсекретарь, который продолжал присутствовать в Париже, благоразумно помалкивая, а некий "советник". Консультант.
Здесь опять же скрыто интересное - американцы могли, конечно, назначать кого угодно кем угодно. Эксцентрики, Новый Свет, им закон не писан. Но дело в том, что ни англичане, ни французы, ни итальянцы, ни какие-нибудь японцы эксцентриками отнюдь не были, а были они многомудрыми и прожжёнными политиканами. Как так вышло, что ОНИ воспринимали американскую выходку как должное? Ну представьте себе следующее - вот вам такая же точно ситуация и такая же точно конференция - Ялтинская, точно так же победители режут пирог, точно так же сидят за столом люди, олицетворяющие государства - Сталин, Рузвельт, Черчилль. Занимаются они делом, важнее которого на свете ничего нет - они делят послевоенное наследство. (Замечу вкратце, что делили они его не совсем так, как это понимает широкая публика, Черчилль мировое хозяйство сдавал, а Сталин с Рузвельтом его принимали, "пост сдал, пост принял", и пост принимался у караула, который устал), ну и вот, представим, только лишь представим себе непредставимое - Рузвельт скажет вдруг: "Вы знаете, друзья, что-то разболелась у меня моя левая ножка, отъеду-ка я на пару недель на грязи, а вы уж тут без меня как-нибудь, а чтобы вы не скучали, я вместо себя оставлю человечка, по любому вопросу пожалуйте к нему, и без церемоний, пожалуйста, его слово - моё слово." На недоумённый вопрос ГЛАВ ГОСУДАРСТВ: "А что за человечек? С кем мы будем мир делить?" Рузвельт скажет: "М-м, да вот хотя бы он", и ткнёт пальцем - "Мой советник и даже больше, Друг. Прошу любить и жаловать." И укатит. И Сталин с Черчиллем продолжат переговоры с этим самым "другом", не обременённым никакими государственными постами и ОФИЦИАЛЬНО НЕ ОБЛАДАЮЩИМ НИКАКИМИ ПОЛНОМОЧИЯМИ, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ УСТНОГО ЗАЯВЛЕНИЯ. Вы можете себе такое представить? Но ведь именно это произошло на Парижской конференции, именно такой человек создавал мир, в котором живёте вы, мир, в котором мы все живём вот уже скоро сто лет, а когда на тщательно прорисованное полотно требовалось поставить подпись придворного художника, то из-за океана свистком вызывался "всенародно избранный" и ставил свою закорючку под договорами, которые разрабатывал не он. И все молчаливо с этим соглашались, все президенты-премьеры-министры и скоропостижно назначенные короли, все они, отводя глаза, признавали, что устами Хауса говорит сама Сила, сама Власть земная.
Конференция в Версале была лишь одной из нескольких конференций, которые все вместе и составляли то, что сегодня называется Парижской мирной (о, какая высокая ирония!) конференцией, но мы сосредоточиваем внимание именно на Версале и это неудивительно, ибо там решалась судьба послевоенной Германии, а, значит, и всей Европы.
Переговоры в Версале, которым придавалось столь большое значение, что на них присутствовали официальные лидеры государств-победителей, длились полгода, начались они 19 января 1919 года и завершились 28 июня того же года подписанием соглашения. Главным итогом Версаля явилось то, что Германия не была оккупирована. Вторым по значимости (а для нас первым) было то, что и Россия также не была оккупирована и сохранила суверенитет. Это обстоятельство всячески затушёвывалось тогда, затушёвывается оно и сегодня.
Переговоры, начавшись, тут же и застопорились. Основным камнем преткновения оказалась позиция Франции. Если вы помните, Хаус в конце октября 1918 года, шантажируя англичан и французов угрозой заключения сепаратного мира с Германией, добился предварительного согласия и Англии и Франции на сохранение Германии как единого государства, а также и предварительного согласия и тех и других на то, что Германия не будет оккупирована. Версаль должен был оформить это закулисное соглашение документально. Однако, спустя всего лишь несколько месяцев, французы попытались отыграть назад. Клемансо заявил, что Франция, соглашаясь на то, что Германия не будет оккупирована, имела в виду ВСЮ Германию, но что при этом речь вовсе не шла о левобережье Рейна и что эта часть Германии должна быть оккупирована всенепременно и всенепременно же Францией.
Позицию Клемансо занял непримиримую. Примерно месяц переговоры топтались на месте. За это время отношения между СаСШ и Францией начали стремительно ухудшаться, причём не только на дипломатическом уровне. Французами была приведена в действие машина государственной пропаганды и дело дошло до того, что французские газеты с исконно присущим галлам искромётным юмором начали высмеивать жену президента Соединённых Штатов товарища Вильсона и размещать на своих страницах всякие разные весёлые карикатурки на первую леди Америки. Америка тут же вспомнила про "банкиров" и во Франции случился финансовый кризис, франк стремительно полетел вниз. Легкомысленные французы, стремясь выправить положение, кинулись к англичанам с просьбой о займе, но натолкнулись на высокомерный отказ, так как Англии совсем не улыбалась перспектива усиления Франции и англичане при виде франко-американских "разногласий" ничего кроме злорадства не испытывали. Думаю, что они даже и угольку исподтишка подбрасывали.
Хаус же, стремясь углубить "межимпериалистические противоречия", сделал неожиданный ход, он настоял на личной встрече с Ллойд Джорджем и не знаю уж о чём они там говорили, но по результатам этой встречи Англия изменила своё решение и предоставила Франции чаемый той заём. Франк спасли руками Англии, Англия разозлилась (причём разозлилась на французов, на которых она и так всегда злится), Хаус оказался во всём белом, Франция вернула пошатнувшиеся было позиции и все снова уселись за стол переговариваться. Тут же выяснилось, что Клемансо ничего не понял, он продолжал упорствовать, несмотря на преподанный ему нагляднейший урок. Ну, что ты тут будешь делать... Хаус вздохнул и, наверное, подумал про себя что-то вроде: "Люди не понимают...".
Дальше случилось следующее - у Вильсона неожиданно возникла нужда отбыть домой, официально это объяснялось сменой состава Конгресса, неофициально же тем, что ему, якобы, нужно было "продавать" меркантильным американцам свежую идею Лиги Наций. Вильсон захватил с собою зарёванную жену, чья нежная душа была исколота тонкими французскими шпильками и отбыл за океан. Случилось это 15 февраля 1919 года. Американскую делегацию возглавил полковник Хаус. Человека, который вообще-то по всем правилам должен был стать во главе американской делегации, то-есть госсекретаря Соединённых Штатов, Роберта Лэнсинга, Хаус не любил. Не любил на личностном уровне, так-то Лэнсинг его устраивал, иначе бы он госсекретарём не был, ну так вот, этого самого Лэнсинга (госсекретаря!) Хаус назначил быть ответственным за связи между американской делегацией и французской прессой. Шутка была злая, очень уж, наверное, французы полковника рассердили. Сорвал, так сказать, зло на невинном человеке.
19 февраля 1919 года, через четыре дня после того, как Вильсон, демонстрируя на официальном уровне неблагодарной Франции американское "фу", отчалил от негостеприимного французского берега, Клемансо вышел из своей резиденции, направляясь на официальную встречу с полковником Хаусом. Он уселся в автомобиль и тут, откуда ни возьмись, выскочил человек по имени Эжен Котен, анархист (в те годы ещё не было Аль Каеды, тогда всех пугали жуткими анархистами и весь "цивилизованный мир" послушно пугался) и открыл пальбу по-македонски. Из выпущенных им семи пуль в цель попала лишь одна, и попала так удачно, что, отклонись пуля на пару миллиметриков вправо или влево и бедному Клемансо настал бы каюк, а так он уцелел, пулю, правда, решили не извлекать, так как было сочтено, что это связано со смертельным риском, и Клемансо с этим подарочком, с этим девятиграммовым напоминанием о бренности всего сущего так и проходил до конца своих дней.
Бравый "Тигр" хорохорился, он вернулся за стол переговоров уже на одиннадцатый день после ранения, но вернулся он другим человеком. Через месяц во Францию вернулся и Вудро Вильсон, бумаги-то должно было подписывать лицо официальное, ну Вильсону телеграммку и отправили - давай, мол, греби назад, "клиент готов". Клемансо продолжил переговоры с вернувшимся президентом СаСШ. И хоть при этом он продолжал пыжиться, Хаус в приватной беседе заметил, что, как ни печально ему об этом говорить, но Клемансо сдал. Как выразился скорбно поджавший губы полковник: "Нет в Тигре прежней концентрации..."
Вы помните замечательный фильм "Крёстный отец"? "На этом договоре будет либо твоя подпись, либо твои мозги." Эх, французы... И ведь жаловаться некому - сами всё, сами.
Знаете ли вы, что является самым интересным в картине мира, которая вывешена на стене нашего сознания и которую мы вынуждены рассматривать снова и снова? Мы имеем эту картину перед глазами, ложась спать и, едва продрав со сна глаза, мы вновь стоим перед ней и выбираем маршрут, по которому мы отправимся в сегодняшнее путешествие, ведь наша жизнь и картина мира связаны неразрывно. Самое интересное в нашей картине - пропорции, масштаб.
Стоит чуть-чуть подправить уходящий в перспективу ландшафт и готово! Перед глазами нашими другая картина. Совсем другая, хотя всё вроде бы на месте, никакая деталька не упущена, там же, где была она вчера, высится гора, и там же разверзается пропасть, но вчера гора выглядела неприступной, а сегодня она куда ниже, и не нужно быть Тенцингом, чтобы на неё взобраться, и пропасть, вчера бывшая пропастью, сегодня кажется нам какой-то, прости Госоподи, канавкой, стоит получше разбежаться и ты раз! - и на той стороне. И, разглядывая сегодняшнюю картину, мы удивляемся тому, что сто лет назад никому не пришло в голову на гору залезть и никто как следует не разбежался. И вчерашние врали, рассказывавшие сказки о том, что они побывали на вершине, сегодня видятся вполне милыми и искренними людьми, ну действительно, чего уж такого фантастического в том, что они рассказывали, стоит ведь всего лишь посмотреть на гору, какой она выглядит из сегодня, и с горой всё ясно, да на неё даже школьник забрался бы без труда и без кислородной маски.
Чем были сто лет назад Соединённые Штаты? А чем была Англия? Мы, хотим ли мы того или нет, опрокидываем в обратную перспективу наше сегодняшнее представление о той Англии, которую мы имеем перед глазами сегодня и ровно ту же метаморфозу мы проделываем и с государством США, и точно то же мы делаем и с Россией. И сделать это нам тем легче, что в том нам помогает пропаганда, государственная пропаганда, которой выгодно представить те или иные события во вполне определённом ключе, и дело усугубляется тем, что во вчера опрокидывается и сегодняшняя шкала ценностей, о которой сто лет назад никто не имел ни малейшего представления, ведь сто лет назад золото блестело ярче и было тяжелее, женщины не стремились похудеть, а мужчины на оскорбление словом отвечали полновесной оплеухой, а то и пулей. Представить себе сегодня тот мир мы просто не можем, наша действительность отличается от тогдашней так же, как отличается картина старого мастера от отпечатанной на принтере жалкой копии.
Поскольку любое явление имеет две стороны, то и в нашем положении есть свои прелести, в конце концов каждый из нас получил возможность иметь копию ван Гога, дело только в том, что брат наш Винсент отрезал себе ухо вовсе не для того, чтобы увеличивать продажи струйных принтеров, но дело даже и не в этом. Дело в том, что кому-то достаточно поднять глаза, чтобы увидеть висящий у него на стене оригинал. И точно так же кто-то имеет возможность видеть неизменную картину мира, видеть её такой, какой она была вчера и какой она является сегодня. Только этот "кто-то" знает где находится перевал и как обойти неприступную гору, только он знает, как не свалиться в пропасть, он знает время восхода и заката, он знает места стоянок, он знает где начинается и где заканчивается наше путешествие, он знает цель, к которой мы идём и он делает так, чтобы мы не пугались трудностей путешествия, он рассказывает нам сказки, и в этих сказках горы делаются ниже, а пропасти уже. А когда мы начинаем упрямиться и сходим с маршрута, то сказки становятся страшными и мы поспешно возвращаемся на тропу, чтобы обойти препятствие, которого в действительности нет.
Совершенно точно так же искажается и истинный масштаб людей, которых мы называем историческими персонажами. Вот взять того же Черчилля. Черчилль - надутая через соломинку лягушка, надутая сверх всякой меры, раздутая до размеров дирижабля "Граф Цеппелин" и этот дирижабль, покачиваясь у нас над головой, закрывает полнеба и закрывает с вполне определённой целью, своей тушей он прикрывает тот факт, что Англия потерпела поражение и из Британской Империи превратилась в Соединённое Королевство, от большого к малому, от всемогущества к подчинению. Чем была Англия сто лет назад мы можем представить себе, посмотрев на эту старую фотографию:

Это лорд Керзон, вице-король Индии. Вот точно так же как и он, привольно развалясь, сидел на мировом троне и король Георг V, точно так же как Керзон, с тросточкой, пальчиком и локотком, сидела Англия и точно так же почтительно стояли вокруг все остальные. Англия, никого не спрашиваясь, что хотела, то и брала, и Англия не отдавала того, чего отдавать не хотела. Для того, чтобы что-то взять, следовало стать сильнее, чем Англия, а если у вас не хватало сил, то следовало Англию перехитрить, как одно, так и другое выглядело совершеннейшим абсурдом. Даже и мысль такая казалась смехотворной. Анекдот! И тем не менее нашлись люди, которые для того, чтобы стать сильными, сперва стали хитрыми, ну а потом через хитрость обрели и силу, превзошедшую силу английскую. Циклоп, Одиссей и овцы.
Циклоп ослеп, овцами сперва попользовались, а потом и съели, Одиссей же поплыл себе дальше. К своей цели, к СВОЕЙ Итаке. История эта тоже висит на нашей стене, и Циклоп, и Одиссей, и овцы всегда на картине, всегда перед нашими глазами, пьеска эта разыгрывается вновь и вновь, всегда жив Циклоп, всегда пасутся овцы, всегда сидят в пещере пленники и думают, как бы им выбраться наружу. Вопрос всегда в одном, в дорогах, которые мы выбираем. В ролях. Кто-то хочет быть Циклопом и он им становится, кто-то хочет быть Одиссеем, и, хоть и страшно, но всегда выискивается и такой смельчак, ну, а кто-то, даже если и не хочет быть овцой, но поневоле становится ею. Просто потому, что роли уже разобраны. Все знают, что Одиссей в конце концов победит, все знают, что Циклоп ослепнет, да он и сам это знает, но он знает и другое - быть слепым Циклопом всё равно лучше, чем быть зрячей овцой.
В силу кропотливо подправляемой официальной историографией обратной перспективы мы сегодня просто не в силах восстановить общемировой контекст начала ХХ века, и это бы полбеды, но дело ещё и в том, что мы плохо представляем себе истинный масштаб тогдашних событий, то, как они соотносились друг с другом и, как следствие, нам не понятен и истинный масштаб политических деятелей эпохи. Мы не видим калибра тогдашних "фигур". Кто-то из них раздувается до размеров и вовсе неприличных, кто-то искусственно скукоживается, а кто-то так и вообще выводится из поля зрения, исчезает. "Могарыч? Какой такой Могарыч?! Нет никакого Могарыча и никогда не было. ЗАБУДЬТЕ."
Да был ли Хаус? А чёрт его знает. Современному массовому сознанию это имя ничего не говорит. Вообще ничего! Для тех же, кому по каким-то причинам взбредёт в голову вздорное желание полюбопытствовать, наготове и современная версия - мол, да, был такой, но фигура это незначительная, упоминания недостойная, так... мелочь пузатая... ну, подумаешь... ну, если уж вам так интересно, то это ОДИН ИЗ советников выдающегося президента Вудро Вильсона, Великого Романтика, Сочинителя Четырнадцати Пунктов и Создателя Лиги Наций.
Точно так же мы не понимаем и того, с кем приходилось иметь дело полковнику Хаусу в Версале. Сын человека, начавшего свою трудовую деятельность у чана, в котором он руками месил тесто, должен был переигрывать таких титанов, как, скажем, Ллойд Джордж. Ллойд Джордж - вот фигура, это вам не Черчилль какой-нибудь, это первый министр Его Величества в те времена, когда над Империей не заходило солнце, Черчилль сдавал описанное имущество, выторговывая и выцыганивая у победителей хоть что-то, "детишкам на молочишко", а Ллойд Джордж при Георге V - это Иосиф Прекрасный при фараоне. А Керзон? Ещё в ходе Парижской конференции лорда Бальфура на посту секретаря по иностранным делам сменил лорд Керзон. Керзон - это тот самый вице-король Индии, которым прикидывался книжный дурачок Берлага, симулируя сумасшествие, ибо только так можно было подчеркнуть несообразность бреда, ничтожный бухгалтер и - "где мои слоны, махараджи и верные кунаки?". Цезарь, Наполеон и лорд Керзон. Маркиз Керзон Кедлстонский. Взял, да и уморил в бытность свою вице-роем несколько миллиончиков индийцев голодом, да и пошёл себе, поигрывая тросточкой, по жизни дальше. Сдохли? Туда им и дорога! Жил потом себе, поживал, ни разу, поди, и не вспомнил. МАСШТАБ! "Кто я и кто они..?" Это, между прочим, тот самый лорд Керзон, ответ которому рисовали на первых советских почтовых марках в виде самолёта с дулей вместо пропеллера. "Наш ответ Керзону!"
И опять - рисовать такие марочки РСФСР получила возможность потому, что сохранилась она в виде целом, государство сменило название, но осталось оно единым государством, а известно ли вам благодаря чему так получилось? Это ведь Хаус всё, Хаус. Это ведь он был сочинителем тех самых знаменитых "14 пунктов", авторство которых сегодня приписывают Вудро Вильсону. А пунктом шестым в этих четырнадцати был пунктик о выводе всех "интервенционистких сил" с территории России, и давиловка, лавирование и дипломатические хитрости в Версале крутились ещё и вокруг этого пункта, и в конце концов выиграл Хаус и в этом, убрались ведь из России тогдашние "демократизаторы", не получилось в тот раз превратить Россию в "РФ". Хаус делал это, конечно же, не из любви к русскому государству, делал он это из любви к государству американскому, так он понимал американские интересы, но нам что с того, нам главное в том, что Россия уцелела, а там - хоть трава не расти. Хаус был врагом наших тогдашних врагов, и сказать, что врагом умным, значит ничего не сказать.
Мы вновь и вновь возвращаемся к закулисью. К реальной Власти. Хаус ведь был не одинок, он был делегирован Властью в мир, у реальной Власти тогдашней Америки не было времени на обычные "демократические процедуры", следовало действовать решительно и, главное, быстро. И Хаус именно так и действовал, он то отходил в тень, то, когда того требовали обстоятельства, бесцеремонно отодвигал "президента" Вильсона локтем и выходил на первый план. Об истинном масштабе людей, сто лет назад строивших американское государство, мы можем лишь догадываться, но каков этот масштаб, какова мощь этой Власти, если лишь одно выпущенное наружу щупальце оказалось полковником Хаусом? И это при том, что нам почти ничего о нём не известно, когда он мог отойти в сторонку, то он отходил, он не любил быть на виду. Вот одна из немногих фотографий:

Президент Соединённых Штатов Вудро Вильсон, первая леди Америки и... и... и - друг президента. Милый друг. Человек, прячущий в усах усмешку и с иронией косящийся на балаган, именующийся "демократией" - это полковник Хаус. Скромняга Хаус...
Между прочим, на Версальских переговорах Хаус был сама любезность и отзывчивость, но вот Вильсон разыгрывал из себя неуступчивого и твердолобого. Хозяин, ведущий, изображал из себя человека, склонного к компромиссу, а ведомый, чуть ли не марионетка, корчил из себя "крутого". Великолепный психологический ход! Я же говорю, что американцы оказались очень хорошими учениками. И те, кто учиться хотел, в последующем не упускали возможности этим трюком воспользоваться вновь. Вы ведь помните якобы безбашенного Рейгана с его "бомбёжками Империи зла" и цэрэушника Буша-старшего? А помните ли вы при них сладкоречивого Бейкера? А? Как вы думаете, кто в парах Рейган-Бейкер и Буш-Бейкер был главным? Кто был ведущим? Бейкер, кстати, переводится как "пекарь", если припомнить папашку полковника Хауса, то может сложиться впечатление, что в Америке правят бал не каменщики, а булочники. Да и Россия в этом смысле не лыком шита, и у нас была парочка "мистер Нет" Громыко и "добродушный" Брежнев. С одной стороны - "нет и всё!", а с другой - "Лёлик". Хороший такой, покладистый, рассудительный. С юморком. С шуточками. Ну и вот так, шутки шутками, а там кое у кого и в желудке кой чего оказывалось.
Мы подошли к концу нашего повествования, мы познакомились с людьми, о которых мы либо ничего не знали, либо принимали их за других, не за тех, кем они были в действительности. Мы приподняли краешек занавеса. Мы увидели одним глазком, что такое строительство государства и какие прилагаются усилия, чтобы его построить, а потом уже построенное сохранить. Нам стало понятнее, какими качествами должны обладать люди, берущиеся за этот труд, и не знаю как вы, а лично я испытываю острый стыд, вспоминая людей, наших с вами соотечественников, которые не строили, а разрушали, которые не собирали, но расточали и которые, тем не менее, в слишком многих русских головах по-прежнему являются не больше и не меньше как героями. А ведь этот собирательный герой, этот Андрей Дмитриевич Милюков, этот Михаил Сергеевич Керенский, этот Лавр Георгиевич Грачёв делал всё, чтобы взбесить стадо, просто потому, что ему не нравился пастух, этот жалкий идиот считал себя не бараном, а волком. А потом бараны бежали к волчьей стае, бебекая и мемекая: "Мы свои, мы тоже волки!" А волки, настоящие волки, недоумённо косясь друг на друга налитыми кровью глазами, лишь пожимали плечами, не веря своему счастью: "Да волки вы, волки, давайте к нам, только по одному, по одному, в очередь, сволочи, в очередь, слишком много вас, не понять, кто из вас жирнее, не видно, с кого начинать..."
Америку можно любить и можно Америку ненавидеть. Можно быть к ней равнодушным. К ней можно относиться как угодно, но нельзя не видеть очевидного - Америка отстроила себя в ситуации, когда всё было против неё, она превратила себя в государство, которое само определяет свою судьбу и которое определяет судьбу других государств. Америка не только выстроила себя, но она ещё и способствовала созданию реальности, в которой Америка является тем, чем она является. Человеком, заложившим фундамент, на котором были возведены стены современного американского государства, был Эдвард Манделл Хаус.

Этот человек всё ещё жив, ибо всё ещё жив мир, который он создавал, это мир, в котором мы с вами живём. Они и умрут вместе, мир и он, они уйдут, когда на смену окружающей нас действительности придёт что-то другое. Каким будет это другое? Каким будет наше завтра и будет ли оно? А если будет завтра, то каким будет наше завтрашнее государство?
И будет ли оно нашим?
* * * Государство обещает нам себя, государство танцует перед нами танец семи покрывал. Шуршит, свивается и развивается ткань, скрывающая наготу государства, там, за покрывалами - манящая тайна, падает покров за покровом, нам кажется, что вот этот будет последним, вот-вот откроется сокровенное, но нет, слетает покрывало, а под ним - другое, блестят подведённые глаза и звучит музыка и продолжается завораживающий танец. У каждого покрывала своё имя, есть покрывало "демократия", есть покрывало "фашизм", есть и другие, есть даже расписанное вручную таинственными знаками покрывало "масоны", чего только у государства нет, государство опытно и изощрено, оно умело разжигает в нас желание, оно знает толк, оно знает, что за то, чтобы показать нам не себя, а всего лишь следующее покрывало, оно может просить у нас всего, чего угодно, любого подношения, любого подарка. И мы отдаём. "Танцуй предо мною, танцуй! Требуй у меня всего, чего ты хочешь, всего, ты слышишь, всего! Ты хочешь чью-то голову на блюде? Всего лишь голову?! На!"
Alexandrov_G. "Луковица".